 | Ефрейтор 25 августа 1971 года – 13 марта 2000 года. Награжден орденом Мужества (посмертно) «Каким он парнем был…»
13 марта в боях за высоту 1311 в Аргунском ущелье Чеченской республики погиб Андрей Анатольевич Яценко из поселка Голицыно. Ему было 29 лет.
Указом Президента РФ Андрей Яценко награжден посмертно орденом Мужества, который был вручен его родителям Лидии Николаевне и Анатолию Стратоновичу в администрации поселка Голицыно. Вручая орден, военный комиссар г. Одинцово В. Н. Марковский и глава администрации поселка Голицыне О. М. Левадный говорили о том, что мужество Андрея Яценко, погибшего при исполнении воинского долга, достойно самого большого уважения. Они поблагодарили родителей, воспитавших такого сына, которым все мы, его земляки, должны гордиться.
… Мы сидели с Лидией Николаевной на скамейке в сквере у мемориала погибшим воинам в Одинцове. Это место, чистое и благоухающее зеленью, давно облюбовали мамы с маленькими ребятишками. Вот и сейчас дети баловались и смеялись чуть поодаль от нас. А я, все время извиняясь за вопросы, просила Лидию Николаевну рассказать о сыне, которого у нее отняла война в Чечне. Имя его высечено на мемориальной плите у Вечного огня, Лидия Николаевна при¬ехала сюда из Голицына, чтобы положить цветы... По моей просьбе она привезла с собой фотографии Андрея, когда он, подписав контракт, уходил на чеченскую войну, его последние письма...
Спокойный, ровный голос матери, в глазах которой отражался свет от этого огня, был тихим и невыносимо горьким. Она не плакала, застывший взгляд, будто устремился в прошлое. Мать стала вспоминать Андрея — самого лучшего на свете сына, самого доброго и дорогого, самого ласкового и приветливого...
Сколько помнит, Андрей всегда был веселым и жизнерадостным, никого никогда не обидел, не было случая, чтобы соседке сумку не поднес... И был отчаянным, в школе № 3 в Голицыне учился так, что ее постоянно туда вызывали. Улыбается: «Была как красный флаг». А когда поступил в Туч¬ковский автодорожный техникум, все экзамены сдавал экс-терном, получал за хорошую учебу повышенную стипендию. В этом, говорит, он весь! Если что заинтересовало, отдавался увлечению с головой, при этом начатое доводил до конца. Читал — так запоем, стал марки собирать — так еле от них в доме избавились. Влюбился в 18 лет — и сразу женился. Эта черта его характера — когда хочешь все сразу и сейчас,— быть может, мешала ему в жизни. Часто наступало разочарование. Быть может, он был слишком требовательным к другим. Но ведь не менее требовательным он был и к себе... И все-таки события вокруг него все чаще развивались не по его сценарию, не так, как хотелось бы. Он, по сло¬вам матери, был человеком домашним. С ним не пропадешь: мог и сготовить, и прибраться. Лидия Николаевна по-своему ревновала его к невестке: дома-то тарелки не помоет, а там и мыл, и скоблил. Заядлый рыболов и грибник, он так закручивал грибы, что многочисленная родня, приезжая в гости, просила за столом только их. Квасил капусту, варил варенье... И все-таки настоящим домом так и остался для него дом отеческий. Что-то не складывалось в его личной судьбе. Лидия Николаевна, как мать, имеет право сказать, что, на¬верное, не нашлось для него достойного человека, его натуру так и не смогли понять…
О том, что подписал контракт на службу в Чечне, родителям не говорил. Сделал все втихаря. Это — тоже в характере Андрея. В свое время, когда он служил в армии, только и знали, что служил где-то под Можайском, носил синие погоны, а вернулся в звании ефрейтора. Как потом выяснилось, свое реше¬ние воевать в Чечне Андрей больше обсуждал на работе, в Одинцовской «Теплосети», да и то когда потребовалась характеристика от начальника котельной № 8, где он был слесарем. Его отговаривали. Даже не потому, что на работе ему не было равных. Просто было жалко отпускать хорошего и доброго парня на войну. Даже если у него были на то веские причины. Перед тем как писать материал, я позвонила в котельную. На другой стороне провода мне ответи¬ла старший оператор Ирина Александровна. Когда услышала, почему звоню, вздохнула как-то по-матерински и сказала: «Каким он был... Да, отчаянным, если что надо было сделать — так он всех торопил, мол, давай, давай, быстрей!» — а потом вдруг с грустью добавила: «Сейчас у нас на котельной ремонт — Андрея нет, и в котел лезть некому...»
Это значит, что не сразу найдется такой же смелый и расторопный, чтобы лезть в самое пекло, браться за самое сложное...
Мать говорила о нем то же самое: «Андрей никогда за чужими спинами не отсиживался, не прятался, всегда жил по принципу: «Ура — вперед!».
Последний день, когда она виделась с сыном, было 18 декабря прошлого года. Андрей приехал домой из Таманской дивизии, где готовился к отправке, в новеньком камуфляже. В этот же день он уезжал в эшелоне.
Лидия Николаевна никогда не думала, что за короткое время перед отправкой у него появится столько друзей и настоящих товарищей уже здесь, в Голицыне, в «Тамани», Разложила на скамейке любительские фотографии: скоро на войну, а они — как дети, только все в военной форме, смеются, обнимаются, держа в руках автоматы и гранатометы. Прицеливаются в пол, потолок. Уверенные, молодые, с красивыми лицами.
Когда знаешь конец, смотреть на эти лица трудно. Андрей, кажется, все время в центре внимания. Он самый улыбчивый из всех и самый заводной. Это даже на войне оказалось правдой...
В Таманской дивизии, где я побывала сначала в штабе 1-го полка, а затем
в казарме, откуда он уходил, Андрея вспоминают до сих пор. Те, кому суждено было выжить.
Майор Лесин — заместитель командира по воспитательной работе 3-го мотострелкового батальона, был с ним рядом до самого конца. На его глазах Андрей погиб. Алексею Викторовичу уже не в первый раз приходится рассказывать о том последнем для Андрея бое. Сначала маме сержанта Мусинова, который погиб, спасая Андрея, — он был моложе его. Теперь мне... Говорил сухо, медленно, коротко называя точные даты, как офицер, отвечающий за слова и по¬ступки.
...Да, Андрей сразу выделился среди других редким качеством — умением собрать, сплотить вокруг себя людей; его слушали, ему доверяли. Поэтому решение командования назначить ефрейтора Андрея Яценко на высокую и ответственную должность замполита, было воспринято в 8-й роте как само собой разумеющееся. Андрей, казалось, знал о своих подчиненных все — а это человек 70-80. Легко находил с каждым общий язык, общался просто. Его — так же просто, по-дружески — и звали: «замполит». И по должно¬сти, а еще больше — по характеру Андрей вникал во все дела и проблемы...
Майор так обозначил их путь в Чечню. 18 декабря выехали в эшелоне, 21-го приехали в Моздок, 24-го вошли в Чечню. Сначала стояли под Октябрь¬ском и в других населенных пунктах. С 8 января были уже на окраине Грозного. Посте¬пенно вступали в бои под Грозным: сначала боевики были метрах в пятидесяти, про¬стреливали из домов. Тогда же появились убитые и раненые. А потом пошли вперед, выполняя задачу продвигаться квартал за кварталом в сторону площади «Минутка». Андрей не сидел на месте, то и дело перебегал от одной позиции к другой, поддерживая настроение ребят. Никто ему этого не приказы¬вал. Затем 8-ю роту разбили по взводам, 24-25 февраля на «вертушках» отправились в горы... Там уже встретились с настоящей войной. Полк вводили в бои поэтапно, плавно: так легче было бойцам, даже таким, как эти, — обстрелянным. Поэтому в каком-то смысле им повезло, хотя они шли за артиллерией. В Аргунское ущелье, где пришлось пробираться по тропам, сначала прибыли без техники — сразу доставить ее было невозможно, поэтому «занимали» у соседей. Затем пошли блокировать подходы на окраине Шатоя.
11 марта собрались в Саное. К этому времени подошла и техника, в основном БТРы, зенитки. Ближе к обеду перед всеми была поставлена задача — взять три высоты в Шаро-Аргуне. 12 марта пошли на штурм. Андрей вначале находился в блокирующей группе, прикрывал тылы...
Майор Лесин внезапно замолкает, будто набирается сил для самой трудной части своего повествования. Затем продолжает: «Мы были рядом, особенного ничего не происходило. Лишь пролетело несколько пуль. Была команда — не высовываться. 12 марта нарвались на подготовленную оборону противника, фактически боевики уже нас ждали. Мне пришлось срочно отправиться в 3-й взвод, к капитану Хадановскому, это часа полтора пешком. Вернулся. Собралось 67 человек, в том числе и Андрей, стали подниматься выше в горы. Поступила команда «вперед» — и мы пошли вперед. Первый взвод метрах в ста от нас наткнулся на засаду, двоих убили. Кругом лес, мы расположились за деревьями, чтобы можно было вести прицельный огонь. Андрей находился на правом фланге высотки. Грамотно, даже красиво вел перестрелку, А потом неожиданно рванулся вперед.
Почти забрался на высоту, осталось метров десять... Раздались выстрелы: он был обнаружен боевиками. Раненный, Андрей покатился вниз. Трое парней, не говоря ни слова, кинулись его спасать. Сержант Мусинов погиб. Двое были ранены. Командир взвода сразу взял огонь на себя. По результатам радиоперехвата, взвод нарвался на превосходящего по силе противника. Позже были подтянуты резервы. Только спустя три дня, 16 марта, все три высоты были взяты».
Тело Андрея смогли вытащить только на следующий день. В заключении о его
смерти записано «Множественные пулевые огнестрельные проникающие ранения груди с повреждением сердца, левого легкого, грудины, левых нижних конечностей и повреждение мягких тканей». Фактически он был изрешечен пулями, одна из которых попала прямо в сердце...
Майор повторил несколько раз: «Таких ребят, как Андрей, надо было сдерживать. Они не были трусами. Они рвались вперед. И Андрей, выполняя приказ, пошел вперед. Иначе не победить. Товарищи сказали, что он выполнил свой долг».
...Дым от то и дело прикуриваемых сигарет заполнил комнату, в которой мы сидели. От взвода, сказал в конце майор, осталось 8 человек, 5 человек погибло, 6 ранено, 1 контужен.
Андрей успел написать о войне в Чечне родителям и мужу своей сестры:
«11 марта 2000 года. 21 час 30 минут. Привет, родные и родственники! Я жив, здоров, бодр и весел... Не волнуйтесь, сейчас охраняем Моздок, стрелять не приходится. Коллектив маленький, так что живем одной дружной семьей... Одно только плохо, хочу сливового варенья и газировки, а этого здесь нет... Хочу приехать, получить деньги, купить квартиру, собрать всю родню и гульнуть, устроить всем отдых.
У меня все хорошо, все путем. На нашем блок-посту тишина. Целую, Андрей».
Лидия Николаевна первый раз в жизни не поверила сыну. Уже после его гибели зять показал ей другие письма. Там — вся правда и оговорка: «Только матери ничего не говори, пусть думает, что я в Моздоке». А в тех, других письмах — про то, как ранило друга Митяя, а ему, Андрею, ничего: «Нож, что ты с Аленкой подарил, мне жизнь спас. Бегу как-то и как кинет меня вверх в сторону, встал — и дальше вперед. Потом увидел, что нож разбило двумя осколками, а лежал он у меня всегда в верхнем кармане. Второй раз спасла банка тушенки, которая лежала в заднем кармане. В ней — сквозная дырка. Вот так и служба летит, уже ровно месяц в Чечне, а как один день. Вообще, жизнь по приказу...
Осталось ерунда, правда, самое трудное, до «Минутки» меньше двух километров. Пехоту и в самом деле берегут, сначала пробомбят, минами забросают, потом уже идем мы...
Днем тихо, а ночью начинается. Спать приходится урывками, от случая к случаю...»
«1 февраля. Женя, поздравляю тебя с днем рождения.
...За мои похождения ротный на меня на медаль «За отвагу» пред-ставление подал...
... Что-то меня бережет, прямо как заговоренный, а может, уже опыт, знаю, где присесть, где пробежать, а где и упасть.
...Главное, успокой родителей и сестру, хоть она и военный человек. Приду, обнимемся! Андрей».
И — последнее письмо. Маме.
«...Война вроде бы кончается. Думаю, дней через 10 буду дома... Целую».
Больше писем не было, Дальше была весть о смерти. Поездка за гробом сына, в которой ее сопровождали работники Одинцовского военкомата. И — похороны, на которых собралась вся родня. Все происходило по какому-то неведомому ей сценарию. И вряд ли ей хватило бы сил одной выдержать все это. Она знает, что рядом всегда оказывались
люди, которые поддерживали, помогали, как могли. Лидия Николаевна просила обязательно их, поблагодарить: Виктора Павловича Мартынова и Сергея Александровича Веселькина из военкомата. Другого случая уже не будет. И это все, чем может ответить мать. Когда мы с ней прощались в сквере, у мемориала, она дала мне в руки еще одно письмо, написанное Андреем несколько лет назад из армии. Оно посвящалось самой любимой, единственной на свете — маме:
«..-Вот еще один год в твоей жизни
Незаметно уходит в века.
Разреши, моя милая мама.
С днем рожденья поздравить тебя.
Я хочу, чтобы яркое солнце
Над тобою светило всегда,
Я хочу пожелать тебе счастья,
Чтоб реальностью стала мечта.
Я хочу, чтобы беды и горе
Обходили тебя стороной.
Чтобы ты никогда не узнала,
Что такое быть в жизни одной...
Мама, извини, если не нравятся, но эти строки от души и не сразу получились. Только в армии понял, как ты для меня дорога...».
Н. Игумнова. Одинцовская районная газета «Новые рубежи».
19 июля 2000 года. |
